Папины блины впервые я пробовала дважды.
***
Смутно помню, сколько лет мне — блины просто были. Некий ритуал, часть моей жизни.
Каждое субботнее утро: спагетти с соусом, такие длинные, сползающие по вилке, и с неэстетичным «шмяк» плюхающиеся на тарелку, позволяя соусу разлететься по столу, узором напоминающим Рождественский фейерверк, причём неважно, как старательно я наматывала их на вилку, итог был один — «шмяк».
Каждое воскресное утро — блины.
Хруст корочки, солоноватый привкус сыра, таящий на языке, смешивающийся со вкусом сметаны, слегка вяжущий желток, мягкий белок, который теряется во рту, так и не дав никакого вкуса, но создавая объем.
Я выросла, стала самостоятельной, переехала в другую страну — и ездить на блины стало не так удобно: две границы и четыре часа пути остужали мой пыл.
Но желание ощутить, что тебе снова двенадцать, никуда не делось. Вспомнить тот шквал эмоций — злость с примесью страха, желание одолеть весь мир (желательно поработив его), одновременной жуткая необходимость спрятаться в норку и ощущение уюта — в этой небольшой кухне, где рядом сидит брат и у плиты стоит отец, снимая чайник с газа, такой эмалированный, белый , с красно-розовыми цветочками, черной, гладкой, натертой до блеска прихваткой, нагревающейся ручкой, и самое необыкновенное во всем этом — ощущение, что все будет хорошо, все впереди и все можно изменить.
Все мои чувства значительно усиливал вид из окна. Жили мы на девятом, ивесь город, и залив были как на ладони, стол стоял у окна, и моим было место напротив — я поглощала блины и вид одновременно, простор и масштаб вприкуску со сметаной и сыром, раздолье и ощущение что все возможно, с хрустящей корочкой и яйцом.
Я долго пыталась повторить папин шедевр, но не получалось. Сколько способов я испытала, один Бог ведает, но у меня получалось совсем не то. Каждый раз, снимая блин со сковородки, в предвкушении я усаживалась за стол, щедро смазывала блин сметаной, высыпала уже второпях сырно-яичную смесь, наспех сворачивала блин трубочкой и отправляла его в рот в надежде, чтобы как в детстве — сесть, зажмуриться, ощутить во рту хруст корочки, солоноватый привкус сыра, тающий прям на языке, смешивающийся со вкусом сметаны, слегка вяжущий желток, мягкий белок яйца, который теряется во рту, так и не дав никакого вкуса, но создавая объем... но нет, блины мне определенно не давались: курицу в соусе, штрудель, буженина, солянка, — это всегда пожалуйста, и гости всегда просили добавку, но блины... Даже недоброжелателя я бы пожалела и не стала угощать своими блинами.
***
Теперь к воспоминанию из детства примешивается новое. Открытая огромная балконная дверь, врывающийся из нее холодный ветерок хватает за пятки, небо графитово-голубое, голые макушки каштанов, жирная ворона, громко вещающая что то соплеменникам, деревянный прямоугольный стол с его неприятной прохладной поверхностью, запах поджаренного теста, щебет дочки и размеренное жевание мужа, его улыбающиеся глаза.
Горечь от того что папы уже нет, брат живет за пару тысяч километров и того завтрака уже не повторить.
Спокойствие вперемешку с радостью — от того, что муж и дочь есть в моей жизни и они рядом. И все тоже ощущение: все будет хорошо, и уже теперь, с опытом понимая, что все можно изменить. Главное начать.